Из книги "Лесные были и небылицы"

Синичкин календарь

Январь

Зинька была молодая синичка, и своего гнезда у нее не было. Целый день она перелетала с места на место, прыгала по заборам, по ветвям, по крышам, -- синицы народ бойкий. А к вечеру присмотрит себе пустое дупло или щелку какую под крышей, забьется туда, распушит попышней свои перышки, -- кое-как и переспит ночку.

СиницаНо раз -- среди зимы -- посчастливилось ей найти свободное воробьиное гнездо. Помещалось оно над окном за оконницей. Внутри была целая перина мягкого пуха. И в первый раз, как вылетела из родного гнезда, Зинька заснула в тепле и покое.

Вдруг ночью ее разбудил сильный шум. Шумели в доме, из окна бил яркий свет.

Синичка испугалась, выскочила из гнезда и, уцепившись коготками за раму, заглянула в окно. Там в комнате стояла большая -- под самый потолок елка, вся в огнях, и в снегу, и в игрушках. Вокруг нее прыгали и кричали дети.

Зинька никогда раньше не видела, чтобы люди так вели себя по ночам. Ведь она родилась только прошлым летом и многого еще на свете не знала.

Заснула она далеко за полночь, когда люди в доме наконец успокоились и в окне погас свет.

А утром Зиньку разбудил веселый, громкий крик воробьев. Она вылетела из гнезда и спросила их: 
- Вы что, воробьи, раскричались? И люди сегодня всю ночь шумели, спать не давали. Что такое случилось? 
- Как? -- удивились воробьи. -- Разве ты не знаешь какой сегодня день? Ведь сегодня Новый год, вот все и радуются -- и люди и мы. 
- Как это -- Новый год? -- не поняла синичка. 
- Ах ты, желторотая! -- зачирикали воробьи. -- Да ведь это самый большой праздник в году! Солнце возвращается к нам и начинает свой календарь. Сегодня первый день января. 
- А что это "январь", "календарь"? 
- Фу, какая ты еще маленькая! -- возмутились воробьи. -- Календарь -- это расписание работы солнышка на весь год. Год состоит из месяцев, и январь -- его первый месяц, носик года. За ним идет еще десять месяцев -- столько, сколько у людей пальцев на передних лапах: февраль, март, апрель, май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь. А самый последний месяц, двенадцатый, хвостик года -- декабрь. Запомнила? 
- Не-ет, -- сказала синичка. -- Где же сразу столько запомнить! "Носик", "десять пальцев" и "хвостик" запомнила. А называются они все уж больно мудрено. 
- Слушай меня, -- сказал тогда Старый Воробей. -- Ты летай себе по садам, полям и лесам, летай да присматривайся, что кругом делается. А как услышишь, что месяц кончается, прилетай ко мне.Воробей

Я тут живу, на этом доме под крышей. Я буду тебе говорить, как каждый месяц называется. Ты все их по очереди и запомнишь. 
- Вот спасибо! -- обрадовалась Зинька. -- Непременно буду прилетать к тебе каждый месяц. До свиданья!

И она полетела и летала целых тридцать дней, а на тридцать первый вернулась и рассказала Старому Воробью все, что приметила.

И Старый Воробей сказал ей: 
- Ну вот, запомни: январь -- первый месяц года -- начинается с веселой елки у ребят. Солнце с каждым днем понемножечку начинает вставать раньше и ложиться позже. Свету день ото дня прибывает, а мороз все крепчает, небо все в тучах. А когда проглянет солнышко, тебе, синичке, хочется петь. И ты тихонько пробуешь голос: "Зинь-зинь-тю! Зинь-зинь-тю!"

ФЕВРАЛЬ

Опять выглянуло солнышко, да такое веселое, яркое. Оно даже пригрело немножко, с крыш повисли сосульки, и по ним заструилась вода.

"Вот и весна начинается", -- решила Зинька. Образовалась и запела звонко: 
- Зинь-зинь-тан! Зинь-зинь-тан! Скинь кафтан! 
- Рано, пташечка, запела, -- сказал ей Старый Воробей. -- Смотри еще, сколько морозу будет. Еще наплачемся. 
- Ну да! -- не поверила синичка. -- Полечу-ка нынче в лес, узнаю, какие там новости.

И полетела.

В лесу ей очень понравилось: такое множество деревьев! Ничего, что все ветки залеплены снегом, а на широких лапах елок навалены целые сугробики. Это даже очень красиво. А прыгнешь на ветку -- снег так и сыплется и сверкает разноцветными искрами.

Зинька прыгала по веткам, стряхивала с них снег и осматривала кору. Глазок у нее острый, бойкий -- ни одной трещинки не пропустит.

Зинька тюк острым носиком в трещинку, раздолбит дырочку пошире -- и тащит из-под коры какого-нибудь насекомыша-букарашку.

Много насекомышей набивается на зиму под кору -- от холода. Зинька вытащит и съест. Так кормится. А сама примечает, что кругом.

Полевая мышьСмотрит: лесная мышь из-под снега выскочила. Дрожит, вся взъерошилась.

- Ты чего? -- Зинька спрашивает. 
- Фу, напугалась! -- говорит лесная мышь.

Отдышалась и рассказываает: 
- Бегала я в куче хвороста под снегом, да вдруг и провалилась в глубокую яму. А это, оказывается, медведицына берлога. Лежит в ней медведица, и два махоньких новорожденных медвежонка у нее. Хорошо, что они крепко спали, меня не заметили.

Полетела Зинька дальше в лес; дятла встретила, красношапочника. Подружилась с ним.

Он своим крепким граненым носом большие куски коры ломает, жирных личинок достает. Синичке после него тоже кое-что перепадает.

ДятелЛетает Зинька за дятлом, веселым колокольчиком звенит по лесу: 
- Каждый день все светлей, все веселей, все веселей!

Вдруг зашипело вокруг, побежала по лесу поземка, загудел лес, и стало в нем темно, как вечером. Откуда ни возьмись, налетел ветер, деревья закачались, полетели сугробики с еловых лап, снег посыпал, завился -- началась пурга.

Зинька присмирела, сжалась в комочек, а ветер так и рвет ее с ветки, перья ерошит и леденит под ними тельце. Хорошо, что дятел пустил ее в свое запасное дупло, а то пропала бы синичка.

День и ночь бушевала пурга, а когда улеглась и Зинька выглянула из дупла, она не узнала леса, так он весь был залеплен снегом. Голодные волки промелькнули между деревьями, увязая по брюхо в рыхлом снегу. Внизу под деревьями валялись обломанные ветром сучья, черные, с содранной корой.

Зинькьа слетела на один из них -- поискать под корой насекомышей. Вдруг из-под снега -- зверь! Выпрыгнул и сел. Сам весь белый, уши с черными точками держит торчком. Сидит столбиком, глаза на Зиньку выпучил.

У Зиньки от страха и крылышки отнялись. 
-Ты кто? -- пискнула. 
- Я беляк. Заяц я. А ты кто? 
- Ах, заяц! -- обрадовалась Зинька. -- Тогда я тебя не боюсь. Я синичка.

Она хоть раньше зайцев в глаза не видала, но слышала, что они птиц не едят и сами всех боятся.

- Ты тут и живешь, на земле? -- спросила Зинька. 
- Тут и живу. 
- Да ведь тебя тут совсем занесет снегом! 
- А я и рад. Пурга все следы замела и меня занесла -- вот волки рядом пробежали, а меня и не нашли.Заяц

Подружилась Зинька и с зайцем. Так и прожила в лесу целый месяц, и все было: то снег, то пурга, а то и солнышко выглянет, -- денек простоит погожий, но все равно холодно.

Прилетела к Старому Воробью, рассказала ему все, что приметила, он и говорит: 
- Запоминай: вьюги да метели под февраль полетели. В феврале лютеют волки, а у медведицы в берлоге медвежатки родятся. Солнышко веселей светит и дольше, но морозы еще крепкие. А теперь лети в поле.

МАРТ

Полетела Зиньтка в поле. Синичке ведь где хочешь жить можно: были бы хоть кустики, а уж она себя прокормит.

В поле, в кустах, жили серые куропатки -- красивые такие полевые курочки с шоколадной подковкой на груди.

Целая стая их тут жила, зерна из-под снега выкапывала. - А где же тут спать? -- спросила у них Зинька. - А ты делай, как мы, -- говорят куропатки. -- Вот гляди. Поднялись все на крылья, разлетелись пошибче -- да бух с разлету в снег! Снег сыпучий, -- обсыпался и прикрыл их. И сверху их никто не увидит, и тепло им там, на земле, под снегом.

"Ну нет, -- думает Зинька, -- синички так не умеют. Поищу себе получше ночлега".

Нашла в кустах кем-то брошенную плетеную корзиночку, забралась в нее, да и заснула там. И хорошо, что так сделала. День-то простоял солнечный. Снег наверху подтаял, рыхлый стал. А ночью мороз ударил.

Утром проснулась Зинька, ждет -- где же куропатки? Нигде их не видно. А там, где они вечером в снег нырнули, наст блестит -- ледяная корка.

Поняла Зинька, в какую беду попали куропатки: сидят теперь, как в тюрьме, под ледяной крышей и выйти не могут. Пропадут там под ней все до одной! Что тут делать?

Да ведь синички -- боевой народ. Зинька слетела на наст -- и давай долбить его крепким своим, острым носиком. И продолбила, -- большую дырку сделала. И выпустила куропаток из тюрьмы.

ГрачВот уж они ее хвалили, благодарили! Натаскали ей зерен, семечек разных: 
- Живи с нами, никуда не улетай!

Она и жила. А солнце день ото дня ярче, день ото дня жарче. Тает, тает в поле снег. И уж так его мало осталось, что больше не ночевать в нем куропаткам: мелок стал. Перебрались куропатки в кустарник спать, под Зинькиной корзинкой.

И вот, наконец, в поле на пригорках показалпась земля. И как же все ей обрадовались!

Тут не прошло и трех дней -- откуда ни возьмись, уж сидят на проталинах черные, с белыми носами грачи.

Здравствуйте! С прибытием! Ходят важные, тугим пером поблескивают, носами землю ковыряют: червяков да личинок из нее потаскивают.

А скоро за ними и жаворонки и скворцы прилетели, песнями залились.Жаворонок

Зинька с радости звенит-захлебывается: 
- Зинь-зингь-на! Зинь-зинь-на! К нам весна! К нам весна! К нам весна!

Так с этой песенкой и прилетела к Старому Воробью. И он ей сказал: 
- Да. Это месяц март. Прилетели грачи, -- значит, правда весна началась. Весна начинается в поле. Теперь лети на реку.

АПРЕЛЬ

Полетела Зинька на реку.

Летит над полем, летит над лугом, слышит: всюду ручьи поют. Поют ручьи, бегут ручьи, -- все к реке собираются.

Прилетела на реку, а река страшная: лед на ней посинел, у берегов вода выступает. Видит Зинька: что ни день, то больше ручьев бежит к реке.

Проберется ручей по овражку незаметно под снегом и с берега -- прыг в реку! И скоро многое множество ручьев, ручейков и ручьишек набилось в реку -- под лед попрятались.

Тут прилетела тоненькая черно-белая птичка, бегает по берегу, длинным хвостиком покачивает, пищит: 
- Пи-лик! Пи-лик! 
- Ты что пищишь! -- спрашивает Зинька. -- Что хвостиком размахиваешь? 
- Пи-лик! -- отвечает тоненькая птичка. -- Разве ты не знаешь, как меня зовут? Ледоломка. Вот сейчас раскачаю хвост, да как тресну им по льду, так лед и лопнет, и река пойдет. 
- Ну да! -- не поверила Зинька. -- Хвастаешь. 
- Ах так! -- говорит тоненькая птичка. -- Пи-лик!

И давай еще пуще хвостик раскачивать.

ТрясогузкаТут вдруг как бухнет где-то вверху по реке, будто из пушки! Ледоломка порх -- и с перепугу так крылышками замахала, что в одну минуту из глаз пропала.

И видит Зинька: треснул лед, как стекло. Это ручьи -- все, что набежали в реку, -- как понатужились, нажали снизу -- лед и лопнул. Лопнул и распался на льдины, большие и малые.

Река пошла. Пошла и пошла, -- и уж никому ее не остановить. Закачались на ней льдины, поплыли, бегут, друг друга кружат, а тех, что сбоку, на берег выталкивают.

Тут сейчас же и всякая водяная птица налетела, точно где-то здесь, рядом, за углом ждала: утки, чайки, кулики-долгоножки. И, глядь, Ледоломка вернулась, по берегу ножонками семенит, хвостом качает.

Все пищат, кричат, веселятся. Кто рыбку ловит, ныряет за ней в воду, кто носом в тину тыкает, ищет там что-то, кто мушек над берегом ловит.

- Зинь-зинь-хо! Зинь-зинь-хо! Ледоход, ледоход! -- запела Зинька.

И полетела рассказать Старому Воробью, что видела на реке. И старый Воробей сказал ей: - Вот видишь: сперва весна приходит в поле, а потом на реку. Запомни: месяц, в который у нас реки освобождаются ото льда, называется апрель. А теперь лети-ка опять в лес: увидишь, что там будет.

И Зинька скорей полетела в лес.

МАЙ

В лесу еще было полно снегу. Он спрятался под кустами и деревьями, и солнцу трудно было достать его там. В поле давно уже зеленела посеянная с осени рожь, а лес все еще стоял голый.

Но уже было в нем весело, не то что зимой. Налетело много разных птиц, и все они порхали между деревьями, прыгали по земле и пели, -- пели на ветвях, на макушках деревьев и в воздухе.

Солнце теперь вставало очень рано, ложилось поздно и так усердно светило всем на земле и так грело, что жить стало легко. Синичке больше не надо было заботиться о ночлеге: найдет свободное дупло -- хорошо, не найдет -- и так переночует где-нибудь на ветке или в чаще.

И вот раз вечерком ей показалось, будто лес в тумане. Легкий зеленоватый туман окутал все березы, осины, ольхи. А когда на следующий день над лесом поднялось солнце, на каждой березе, на всякой веточке показались точно маленькие зеленые пальчики: это стали распускаться листья.

СоловейТут и начался лесной праздник.

Засвистал, защелкал в кустах соловей.

В каждой луже урчали и квакали лягушки. Цвели деревья и ландыши. Майские жуки с гуденьем носились между ветвями. Бабочки порхали с цветка на цветок. Звонко куковала кукушка.

Друг Зиньки, дятел-красношапочник, и тот не тужил, что не умеет петь: отыщет сучок посуше и так лихо барабанит по нему носом, что по всему лесу слышна звонкая барабанная дробь.

А дикие голуби поднимались высоко над лесом и проделывали в воздухе головокружительные фокусы и мертвые петли. Каждый веселился на свой лад, кто как умел.

Зиньке все было любопытно. Зинька всюду поспевала и радовалась вместе со всеми.

По утрам на заре слышала Зинька чьи-то громогласные крики, будто в трубы кто-то трубил где-то за лесом. Полетела она в ту сторону и вот видит: болото, мох да мох, и сосенки на нем растут.

И ходят на болоте такие большие птицы, каких никогда еще Зинька не видела, -- прямо с баранов ростом, и шеи у них долгие-долгие. Вдруг подняли они свои шеи, как трубы, да как затрубят, как загремят: 
- Тррру-рру-у! Тррру-рру!

Совсем оглушили синичку. Потом один растопырил крылья и пушистый свой хвост, поклонился до земли соседям да вдруг и пошел в пляс: засеменил, засеменил ногами и пошел по кругу, все по кругу; то одну ногу выкинет, то другую, то поклонится, то подпрыгнет, то вприсядку пойдет -- умора!

А другие на него смотрят, собрались кругом, крыльями враз хлопают. Не у кого было Зиньке спросить в лесу, что это за птицы-великаны, и полетела она в город к Старому Воробью.

ЖуравлиИ Старый Воробей сказал ей: 
- Это журавли; птицы серьезные, почтенные, а сейчас видишь, что выделывают. Потому это, что пришел веселый месяц май, и лес оделся, и все цветы цветут, и все пташки поют. Солнце теперь всех обогрело и светлую всем радость дало.

ИЮНЬ

Решила Зинька: "Полечу-ка я нынче по всем местам: и в лес, и в поле, и на реку... Все осмотрю".

Первым делом наведалась к старому другу своему -- дятлу-красношапочнику. А он как увидел ее издали, так и закричал: 
- Кик! Кик! Прочь, прочь! Тут мои владения!

Очень удивилась Зинька. И крепко на дятла обиделась: вот тебе и друг!

Вспомнила о полевых куропатках, серых, с шоколадной подковкой на груди. Прилетела к ним в поле, ищет куропаток -- нет их на старом месте! А ведь целая стая была. Куда все подевались?

Летала-летала по полю, искала-искала, насилу одного петушка нашла: сидит во ржи, -- а рожь уж высокая, -- кричит: 
- Чир-вик! Чир-вик!

Зинька -- к нему. А он ей: 
- Чир-вик! Чир-вик! Чичире! Пошла, пошла отсюда! 
- Как так! -- рассердилась синичка. -- Давно ли я всех вас от смерти спасла -- из ледяной тюрьмы выпустила, а теперь ты меня и близко к себе не пускаешь? 
- Чир-вир! -- смутился куропачий петушок. -- Правда, от смерти спасла. Мы это все помним. А все-таки лети от меня подальше: теперь время другое, мне вот как драться хочется!

Хорошо, у птиц слез нет, а то, наверно, заплакала бы Зинька, уж так ей обидно, так горько стало! Повернулась молча, полетела на реку.

Летит над кустами, вдруг из кустов -- серый зверь! Зинька так и шарахнулась в сторону. 
- Не узнала? -- смеется зверь. -- А ведь мы с тобой старые друзья. 
- А ты кто? -- спрашивает Зинька. 
- Заяц я. Беляк. 
- Какой же ты беляк, когда ты серый? Я помню беляка: он весь белый, только на ушках черное. 
- Это я зимой белый: чтобы на снегу меня видно не было. А летом я серый.

Ну и разговорились. Ничего, с ним не ссорились. А потом Старый Воробей и объяснил Зиньке: 
- Это месяц июнь -- начало лета. У всех нас, у птиц, в это время -- гнезда, а в гнездах -- драгоценные яички и птенчики. К своим гнездам мы никого не подпускаем -- ни врага, ни друга: и друг может нечаянно разбить яичко. У зверей тоже детеныши, звери тоже никого к своей норе не подпустят. Один заяц без забот: растерял своих детишек по всему лесу, и думать о них забыл. Да ведь зайчаткам мать-зайчиха нужна только в первые дни: попьют они материнское молочко несколько дней, а потом сами травку зубрят. Теперь, -- прибавил Старый Воробей, -- солнце в самой силе, и самый длинный у него трудовой день. Теперь на земле все найдут, чем набить своим малышам животики.

ИЮЛЬ

- С новогодней елки, -- сказал Старый Воробей, -- прошло уже шесть месяцев, ровно полгода. Запомни, что второе полугодие начинается в самый разгар лета. А пошел теперь месяц июль. А это самый хороший месяц и для птенцов и для зверят, потому что кругом всего очень много: и солнечного света, и тепла, и разной вкусной еды. 
- Спасибо, -- сказала Зинька. И полетела.

"Пора мне остепениться, -- подумала она. -- Дупел в лесу много. Займу, какое мне понравится свободное, и заживу в нем своим домком!"

Задумать-то задумала, да не так просто оказалось это сделать. Все дупла в лесу заняты. Во всех гнездах птенцы. У кого еще крохотки, голенькие, у кого в пушку, а у кого и в перышках, да все равно желторотые, целый день пищат, есть просят.

Родители хлопочут, взад-вперед летают, ловят мух, комаров, ловят бабочек, собирают гусениц-червячков, а сами не едят: все птенцам носят. И ничего: не жалуются, еще песни поют.

Скучно Зиньке одной. "Дай, -- думает, -- я помогу кому-нибудь птенчиков покормить. Мне спасибо скажут".

Нашла на ели бабочку, схватила в клюв, ищет, кому бы дать. Слышит -- на дубу пищат маленькие щеглята, там их гнездо на ветке. Зинька скорей туда -- и сунула бабочку одному щегленку в разинутый рот. Щегленок глотнул, а бабочка не лезет: велика больно.

Глупый птенчик старается, давится -- ничего не выходит. И стал уже задыхаться. Зинька с испугу кричит, не знает, что делать. Тут щеглиха прилетела. Сейчас -- раз! -- ухватила бабочку, вытащила у щегленка из горла и прочь бросила.

А Зиньке говорит: - Марш отсюда! Ты чуть моего птенчика не погубила. Разве можно давать маленькому целую бабочку? Даже крылья ей не оторвала!

Зинька кинулась в чащу, там спряталась: и стыдно ей, и обидно. Потом много дней по лесу летала, -- нет, никто ее в компанию к себе не принимает!

А что ни день, то больше в лес приходит ребят. Все с корзиночками, веселые; идут -- песни поют, а потом разойдутся и ягоды собирают: и в рот и в корзиночки. Уже малина поспела.

Зинька все около них вертится, с ветки на ветку перелетает, и веселей синичке с ребятами, хоть она их языка не понимает, а они -- ее.

И случилось раз: одна маленькая девочка забралась в малинник, идет тихонько, ягоды берет. А Зинька над нею по деревьям порхает. И вдруг видит: большой страшный медведь в малиннике. Девочка как раз к нему подходит, -- его не видит.

И он ее не видит: тоже ягоды собирает. Нагнет лапой куст -- и себе в рот.

"Вот сейчас, -- думает Зинька, -- наткнется на него девочка -- страшилище это ее и съест! Спасти, спасти ее надо!"

И закричала с дерева по-своему, по-синичьему: 
- Зинь-зинь-вень! Девочка, девочка! Тут медведь. Убегай!

Девочка и внимания на нее не обратила: ни слова не поняла. А медведь-страшилище понял: разом поднялся на дыбы, оглядывается: где девочка? "Ну, -- решила Зинька, -- пропала маленькая!"

А медведь увидел девочку, опустился на все четыре лапы -- да как кинется от нее наутек через кусты!

Вот удивилась Зинька: "Хотела девочку от медведя спасти, а спасла медведя от девочки! Такое страшилище, а маленького человечка боится!"

С тех пор, встречая ребят в лесу, синичка пела им звонкую песенку:

Зинь-зань-ле! Зань-зинь-ле! 
Кто пораньше встает, 
Тот грибы себе берет, 
А сонливый да ленивый 
Идут после за крапивой.

Эта маленькая девочка, от которой убежал медведь, всегда приходила в лес первая и уходила из лесу с полной корзинкой.

АВГУСТ

- После июля, -- сказал Старый Воробей, -- идет август. Третий -- и, заметь себе это, -- последний месяц лета. 
- Август, -- повторила Зинька. И принялась думать, что ей в этом месяце делать.

Ну, да ведь она была синичка, а синички долго на одном месте усидеть не могут. Им бы все порхать да скакать, по веткам лазать то вверх, то вниз головой. Много так не надумаешь.

Пожила немножко в городе -- скучно. И сама не заметила, как опять очутилась в лесу.

Очутилась в лесу и удивляется: что там со всеми птицами сделалось? Только что все гнали ее, близко к себе и к своим птенцам не подпускали, а теперь только и слышит: "Зинька, лети к нам!", "Зинька, сюда!", "Зинька, полетай с нами!", "Зинька, Зинька, Зинька!".

Смотрит -- все гнезда пустые, все дупла свободные, все птенцы выросли и летать научились. Дети и родители все вместе живут, так выводками и летают, а уж на месте никто не сидит, и гнезда им больше не нужны. И гостье все рады: веселей в компании-то кочевать.

Зинька то к одним пристанет, то к другим; один день с хохлатыми синичками проведет, другой -- с гаечками-пухлячками. Беззаботно живет: тепло, светло, еды сколько хочешь.

БелкаИ вот удивилась Зинька, когда белку встретила и разговарилась с ней. Смотрит -- белка с дерева на землю спустилась и что-то ищет там в траве.

Нашла гриб, схватила его в зубы -- и марш с ним назад на дерево. Нашла там сучочек острый, ткнула на него гриб, а есть не есть его: поскакала дальше. И опять на землю -- грибы искать.

Зинька подлетела к ней и спрашивает: 
- Что ты, белочка, делаешь? Зачем не ешь грибы, а на сучки их накалываешь? 
- Как зачем? -- отвечает белка. -- Впрок собираю, сушу в запас. Зима придет -- пропадешь без запаса.

Стала тут Зинька примечать: не только белки -- многие зверюшки запасы себе собирают. Мышки, полевки, хомяки с поля зерна за щеками таскают в свои норки, набивают там свои кладовочки.

Начала и Зинька кое-что припрятывать на черный день; найдет вкусные семечки, поклюет их, а что лишнее -- сунет куда-нибудь в кору, в щелочку.

Соловей это увидел и смеется: 
- Ты что же, синичка, на всю долгую зиму хочешь запасы сделать? Этак тебе тоже нору копать впору. Зинька смутилась. 
- А ты как же, -- спрашивает, -- зимой думаешь? 
- Фьють! -- свистнул соловей. -- Придет осень, -- я отсюда улечу. Далеко-далеко улечу, туда, где и зимой тепло и розы цветут. Там сытно, как здесь летом. 
- Да ведь ты соловей, -- говорит Зинька, -- тебе что: сегодня здесь спел, а завтра -- там. А я синичка. Я где родилась, там всю жизнь и проживу.

А про себя подумала: "Пора, пора мне о своем домке подумать! Вот уж и люди в поле вышли -- убирают хлеб, увозят с поля. Кончается лето, кончается..."